Проклятие Тары. Артефакт-детектив [litres] - Алекс Монт

с гордостью объявила женщина, вынося на суд мужа круглое блюдо с любезным его сердцу лимонником. Заняться стряпней ее побудили далекие от того, чтобы угодить супругу, мотивы. Вечером ей загорелось что-нибудь приготовить, причем непременно из выпечки. Ее выбор пал на лимонник…

Матвей в который уж раз обманулся, а Марина ненавязчиво подыграла ему. Для себя она все решила. Как только закончится экспедиция в Забайкалье, она объявит о своем желании расстаться. А пока она будет молчать и не подаст повода для ревности, во всяком случае постарается сделать это. Он был явно сбит с толку ее приемом, и надежда, что еще все можно исправить, зародилась в его истерзанном сердце. Перед ним стояла желанная любимая женщина, с которой он собирался прожить долгие счастливые годы. К тому же подоспели результаты обследования в клинике, которую он посетил накануне вояжа в Мюнхен. «Вы можете иметь детей, Матвей, но надо немного подлечиться», — обрадовал его доктор. «Я тебя никому не отдам, никому. Мы навсегда закроем эту несчастную страницу в нашей жизни и больше не вспомним о ней», — убеждал себя он, блуждая взглядом по сияющему лицу жены и переводя его на золотистый, подрумяненный по краям лимонник.

«Все зло в Чарове, все зло в нем», — окончательно утвердился в решении Матвей и, поцеловав Марину, отломил кусочек лимонника. «У-у-у, как вкусно! Даже лучше, чем у мамы получился! Объедение!» — совершенно искренне провозгласил он, и их глаза встретились. Лицо жены дышало умиротворенным довольством и безмятежностью… «А вот Карфаген должен быть разрушен», — на этот раз беззлобно, с философской иронией подумал он. Сидя за чаем и уплетая за обе щеки очередной кусок лимонника, Матвей размышлял, кому бы и впрямь поручить это деликатное, но не терпящее отлагательств дело. «Тут нужен человек со стороны, но одновременно хорошо знакомый, свой», — напряженно искал подходящую кандидатуру он, перебирая в уме варианты. «Однако надо все же смотаться в офис», — крикнув жене, что вернется поздно, как угорелый выскочил он из дома. Энергия мщения закипала в нем…

Когда дверь за мужем захлопнулась, Марина решила добить непрочитанные страницы. Удобно устроившись на диване и вставив флешку со скопированной тетрадью в ноут, она принялась за «расшифровку» рукописи.

Едва поднятая взрывом снежная пыль опустилась на сокровищницу, Дягур приказал пометить завалившие пещеру камни, выбив на самых крупных из них пятиконечные звезды. После чего предводительствуемый проводником отряд двинулся назад к полустанку. Ехавший в возке Дягура Самуил был серьезен и мрачен, недобрые предчувствия томили его. Начдив тоже хранил молчание. Он не мог взять в толк, зачем понадобилась эта странная экспедиция и зачем, вообще, нужно было прятать это срамное буддийское божество, когда его дивизия и без того голодает. «Продали бы япошкам или еще кому да на вырученные деньги хлеба закупили. А то все золото из монастыря в Москву отдали, а сами теперь лапу сосать будем, — сетовал на решение Блюхера правильный Дягур. — И что теперь делать с проводником? Военмин строго-настрого наказал, чтобы ни одна живая душа не узнала о месте схрона фигуры, окромя меня и писаря».

— Рассчитаться бы, начальник! — раздался голос охотника, когда возок подкатил к стоявшему на полустанке составу.

Выйдя на воздух и притаптывая скрипевший под пружинистыми ногами снег, Дягур долго щурился на заходящее, словно обесцвеченное холодом солнце.

— Поднимемся в вагон, там и рассчитаемся! — отозвался начдив и, ухватившись за обледенелые, покрытые инеем поручни, энергично поднялся внутрь. Проводник последовал за ним. В окне метнулись черные тени, прогремел выстрел, и краткий вскрик пронзил морозную тишину.

Самуил застыл на полпути от возка к вагону и беспомощно глядел на возницу — высокого несуразного парня с широко раскрытыми, вечно смеющимися глазами. Тот сидел на козлах и как обычно смотрел на писаря пустым смеющимся взором. «Да ты, мил человек, не в себе. Теперь понятно, отчего начдив взял с собой тебя, блаженного», — подумалось ему, как спрыгнувший с подножки Дягур окатил его ледяным взглядом. «Много запросил, пришлось проучить контру», — сквозь зубы процедил он и поманил писаря. Тот стоял ни жив ни мертв, ватные ноги отказывались повиноваться. Дягур оценил его состояние и кликнул возницу. Блаженный вмиг соскочил с козел и через секунду уже был в вагоне. Не прошло и минуты, как тело охотника было выволочено наружу и оттащено к близлежащим кустам, после чего закидано снегом взятой у машиниста лопатой. Когда работа была сделана, Дягур подошел к Самуилу и, положив ему на плечо руку, подтолкнул к вагону. «Так надо было поступить, братец», — проникновенно произнес он, и одеревеневшие ноги писаря зашагали к поезду…

В Читу прибыли на рассвете. Приказав бойцам оставаться на местах, Дягур с Самуилом поспешили к Блюхеру, но в штабе его не оказалось. Приказав дожидаться военмина, начдив отправился спать. «Ежели они запросто убрали проводника, то и со мной церемониться не станут. Стоит отдать карту, и я не жилец, пришлепнут аки муху», — он обреченно вздохнул, затравленно озираясь. Сидевший напротив главный штабной писарь Сольц был поглощен печатанием депеш и не смотрел в его сторону. Мало-помалу присутствие духа возвратилось к Самуилу, и он решил не отдавать карту Блюхеру, сославшись на необходимость внести в нее ряд уточнений. За этими размышлениями его и застал военмин, шумно ввалившись в комнату в обществе протиравшего заспанные глаза Дягура.

— Что у нас с картой, Самуил? Зарисовал? — дыша густым перегаром и потирая с мороза руки, приступил к расспросам приехавший из Дайрена [21] Блюхер.

— Так точно, товарищ военмин, зарисовал все в наилучшем виде, — бодро отвечал писарь, хотя в сердце его поселился неистребимый страх, а душу разъедали сомнения.

— Тогда чего ждем? Давай, каллиграф, показывай!

Дрожащими руками писарь вытащил из планшета карту и расстелил на столе.

— Так-так, — с интересом склонился над картой Блюхер, кивнув Дягуру присоединиться. — Дельно, дельно. Вижу, вдумчиво поработал. А это что тут у нас? — ткнул пальцем в самый склеп Блюхер. — Так это, считай, наипервейшая по главности точка, а ты ее непонятно как обозначил, — нахмурив брови, он указал на недоработку Самуила.

— Ежели товарищ военмин позволит, готов немедля устранить недостатки, только прошу учесть, что оную карту составлял в походных условиях, на морозе, в чрезвычайной обстановке, — как за спасительную соломинку ухватился за замечание Блюхера Самуил.

— Быстро только кошки родятся, — гоготнул военмин, хлопнув писаря чуть пониже спины. — Иди, отдыхай, покамест, но чтоб к завтрему карта была в полном ажуре?!

— Так точно, товарищ военмин! — радостно зачастил писарь.

— Вот и ладненько! Ну, а то, что видел,